Связав собственный переход от старого музейного дискурса к новому со своим пониманием минимализма и тем эффектом, который произвели недавно созданные для него гигантские экспозиционные пространства (такие, как склады в швейцарском Шаффхаузене или самолетные ангары Дональда Джадда в Марфе, Техас), Крене начал с приобретения большого количества минималистских работ: он купил дорогую коллекцию Джузеппе Панцы за 30 миллионов долларов (заказал грузовое такси для перевозки в свой особняк, а потом внезапно продал три шедевра из коллекции Гуггенхайма, в том числе одну из главных работ Кандинского). Минимализм, понимаемый как ряды сверкающих и отражающихся друг в друге кубов, или эфемерные ореолы флуоресцентного света, или блестящий тротуар из стальных плит, предоставил Кренсу модель искусства как чистой интенсивности.
Теперь эта галлюцинаторная версия минимализма — минимализм как чистое зрелище — стала основой для вйдения музея как увлекательного парка аттракционов, имеющего, подобно Диснейленду, множество площадок по всему миру.
Дело в том, что нечто изменилось в восприятии минимализма как такового, и это изменение перепрограммировало его, заместив значения и опыт, носителем которых он был в шестидесятых годах, новыми условиями конца восьмидесятых и девяностых — условиями «истерического возвышенного» (по выражению Фредрика Джеймисона). Трудно представить себе что-то более далекое от галлюцинаторики, чем опыт, составлявший исходную цель минимализма.